БЕРЕНГАРИЙ ТУРСКИЙ

Начальное образование Б. Т., вероятно, получил в турской епископальной школе св. Мартина, затем учился у Фульберта, еп. Шартрского, после смерти к-рого (1029) оставил Шартр и стал каноником кафедрального собора в Туре; ок. 1031 г. возглавил там епископальную школу. При Б. Т., обладавшем большим педагогическим талантом, хорошо знавшем античную и христ. лит-ру, турская школа стала одной из лучших во Франции. Ок. 1039-1041 гг. он был рукоположен в архидиакона ц. св. Маврикия г. Анжера, но оставался жить в Туре. Ок. 1046-1047 гг. Б. Т. пришел к заключению, что воззрения Пасхазия Радберта († ок. 865) на образ присутствия Христа в таинстве Евхаристии (концепция буд. учения о пресуществлении Св. Даров), разделявшиеся мн. зап. богословами, неверны. Друг и соученик Б. Т. по шартрской школе Адельман, схоласт из Льежа, в письмах к Б. Т. (1046 и 1048) выразил тревогу относительно его взглядов по этому вопросу. В 1049 г. др. соученик Б. Т. Гуго, еп. Лангрский, написал против него соч. «De corpore et sanguine Christi contra Berengarium» (О Теле и Крови Христовой против Беренгария). Ок. 1049-1050 гг. Б. Т. направил письмо своему другу Ланфранку, приору мон-ря Бек, в к-ром упрекал его за приверженность учению Пасхазия. Ланфранк, получив это письмо в Риме, предъявил его Римскому Собору 1050 г., к-рый заочно осудил учение Б. Т. вместе с неким сочинением о Евхаристии, приписанным Иоанну Скоту Эриугене, на к-рое Б. Т. ссылался в своих выводах. Ввиду недостаточности заочного осуждения в сент. того же года Б. Т. был вызван на Собор в г. Верчелли (Сев. Италия). Но когда он прибыл в Париж, чтобы получить разрешение кор. Генриха I, номинального аббата мон-ря св. Мартина в Туре, отправиться в Италию, король счел это благоприятным обстоятельством для того, чтобы воспользоваться собственностью каноника, и заключил Б. Т. в тюрьму. Верчелльский Собор также осудил Б. Т., и турский богослов смог получить свободу только благодаря покровительству друзей, гр. Готфрида Мартелла Анжуйского и еп. г. Анжера Евсевия Бруно. Генрих I, раздраженный своей неудачей, в 1051 г. созвал Собор в Париже, к-рый осудил Б. Т., но тот продолжал свободно жить в Туре. В 1054 г. во Францию прибыл папский легат кард. Гильдебранд (буд. папа Григорий VII), к-рый попытался уладить дело Б. Т. на Турском Соборе. Однако в 1059 г. перед Собором в Риме Б. Т. был вынужден лично письменно отречься от своих воззрений и предать огню сочинение о Евхаристии, приписываемое Эриугене, к-рое уже было осуждено Римским Собором 1050 г. (Позже было установлено, что это сочинение, по всей видимости, не принадлежало перу Эриугены, а представляло собой трактат «De corpore et sanguine Domini» (О Теле и Крови Господа) его современника, мон. Ратрамна из Корби, полемизировавшего в IX в. с Пасхазием - Бриллиантов А. И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены. М., 1998. С. 86, 379.) Тем не менее после возвращения в Тур Б. Т. продолжал настойчиво проповедовать старые взгляды, вновь осужденные последующими Соборами в Пуатье (ок. 1075) и Сен-Мексане (ок. 1076). Наконец, на Римском Соборе 1079 г. под давлением папы Григория VII Б. Т. вторично отрекся от своих воззрений и подписал формулу, в к-рую были включены слова: «panem et vinum substantialiter converti» (хлеб и вино прелагаются по сущности), что означало полное примирение с общецерковным учением. Б. Т. обещал также более не проповедовать прежние взгляды. Удалившись от общественной жизни, он провел свои последние годы в мон-ре св. Космы недалеко от Тура, где и умер. Взгляды Б. Т. имели мн. последователей: по словам хрониста Вильгельма из Малмсбери, «вся Франция была наводнена его учением» (Gesta regum anglorum // PL. 179. Col. 1257), а по свидетельству еп. Евсевия Бруно Анжерского, дело Б. Т. всколыхнуло бо́льшую часть рим. мира ([Письмо к Б. Т.] // Ibid. Col. 1201). Сторонники Б. Т. были осуждены в 1095 г. Собором в Плаценции (совр. г. Пьяченца, Сев. Италия).

Б. Т. дошли до наст. времени во фрагментарном виде, многие из них восстанавливаются только по цитатам его оппонентов. Трактаты: 1. «De sacra coena» (О святой Трапезе) - главное творение Б. Т., написанное против Ланфранка, частично сохранилось в соч. Ланфранка «De corpore et sanguine Domini» (О Теле и Крови Господа), 2-я часть полностью содержится только в одной рукописи, найденной в 1770 г. Это пространный трактат, написанный на плохой латыни, не разбитый на главы и параграфы и изобилующий повторениями. 2. «Rescriptum contra Lanfrancum» (Ответное послание против Ланфранка), в к-ром Б. Т. возражает против изложения веры, составленного кард. Гумбертом для Римского Собора 1059 г. 3. «Оpusculum» (Сочинение), содержащее краткие заметки Б. Т. по поводу определений Римских Соборов 1078 и 1079 гг. Молитва «Juste judex Jesu Christe» (Праведный Судия Иисусе Христе). Письма Б. Т. к разным лицам, богословам и церковным деятелям: Ланфранку, Адельману (фрагменты), Асцелину, Павлину из Меца, еп. Евсевию Бруно, мон. Рикарду, к казначею ц. св. Мартина (фрагменты), письмо «Ad quosdam eremitas» (К неким пустынникам) и др.; послание «De dissidio quodam inter clericos et episcopum» (О некоем разладе между клириками и епископом).

Б. Т. известно гл. обр. из евхаристических споров Зап. Церкви XI в. Евхаристическое учение Б. Т., очевидно, опирается на взгляды Ратрамна, к-рые он принимал за учение Эриугены, в то время как оппоненты Б. Т.- Ланфранк, Гуго Лангрский, Гитмунд, еп. Аверский, Алгер Льежский и др.- защищали т. зр. Пасхазия Радберта.

Б. Т. провозглашает безусловное превосходство разума над церковным авторитетом. «Никто не будет спорить с тем,- пишет он,- что в исследовании истины разум - несравненно наилучший вожатый. Свойство великого сердца - всегда стремиться к диалектике, то есть к разуму. И тот, кто этого не делает, отказывается от самой большой чести, поскольку то, что в человеке есть образ Божий - это его разум» (De sacra coena. P. 101). По Б. Т., вера должна пройти проверку разумом. Однако разум, на к-рый он полагается, есть не что иное, как аристотелевская логика, или т. н. «диалектика». Поднятая Б. Т. дискуссия о Евхаристии явилась одним из ранних образцов применения логико-грамматических аргументов в зап. богословии, методом, оформившим схоластику. Из-за отсутствия еще на Западе во времена Б. Т. переводов мн. философских сочинений античности он не был знаком с аристотелевской метафизикой, позже взятой на вооружение в богословских дискурсах схоластами. Зарождавшаяся зап. богословская схоластическая традиция ставила в вину Б. Т. ошибку именно метафизического порядка: неразличение субстанции и акциденций. Впрочем, Б. Т. и сам, очевидно, полагал, что чувства непосредственно схватывают не только внешние свойства предмета (акциденции), но и саму его сущность (субстанцию), ибо одно неотделимо от другого, и различаются они только мысленно. По Б. Т., реально существуют лишь единичные субстанции, акциденции к-рых слиты с ними, т. е. существует только то, что видимо и осязаемо. Такие взгляды Б. Т. сближают его с зарождавшимся номинализмом.

Подходя к пониманию таинства Евхаристии с рационалистических позиций, Б. Т. считал абсурдным традиц. учение, каковым стало учение Пасхазия, о «превращении» (mutatio, conversio) хлеба и вина в Тело и Кровь Господа, называя это учение «неразумием толпы» (Lanfrancus. Col. 412). Б. Т. отрицал доктрину Пасхазия о материальной тождественности евхаристических Тела и Крови с Телом и Кровью исторического Христа. Интерпретируя слова Спасителя, устанавливающие таинство Евхаристии при указании на предлежащий хлеб: «Сие есть Тело Мое» (Мф 26. 26),- Б. Т., как грамматик, полагая местоимение «сие» указывающим именно на субстанцию обозначаемого предмета (хлеба), не допускал, чтобы субъект высказывания (местоимение «сие») вступил в противоречие с предикатом (существительным «Тело») и был бы им упразднен. В то же время, не различая четко категории аристотелевской метафизики, он отрицал возможность изменения сущности при сохранении акциденций, ибо, по Б. Т., невозможно, чтобы при «разрушении сущности» не разрушилось бы то, «что находилось в сущности» (Rescriptum. 2. 1693). Поскольку после освящения хлеб и вино сохраняют видимые свойства, их сущность, по Б. Т., не изменяется. Поэтому смысл установительных слов Евхаристии, согласно Б. Т., таков: «Этот хлеб и есть Мое Тело» (Ibid. 3. 525), и «поскольку говорится, что хлеб, освященный на престоле, есть Тело Христово, со всей истинностью признается, что хлеб сохраняется» (Ibid. 1. 1065). «Все, что освящается,- говорит Б. Т.,- не истребляется, не устраняется, не разрушается, но остается» (De sacra coena. P. 248). Т. о., сохранение природы хлеба и вина в Евхаристии - основополагающий тезис учения Б. Т. Кроме того, всякая телесная сущность, по мнению Б. Т., подчинена законам пространства, включая и пребывающее на небе Тело Христово. Поэтому невозможно, чтобы оно пребывало где-нибудь еще, кроме неба, было бы оттуда «сведено» (Lanfrancus. Col. 421). Если допустить, что пребывающее на небе Тело Христа присутствует в Св. Дарах, то придется признать, по Б. Т., что оно присутствует в них лишь частично, но Христос неделим; если же Христос присутствует в конкретных Св. Дарах целиком, то Он не может быть одновременно еще и на небе, и на множестве др. алтарей (Rescriptum. 1. 1981, 2169; 2. 1693).

Евхаристическое учение Б. Т. имело, на взгляд его оппонентов и последователей, 2 взаимоисключающие формы. Таинство Евхаристии для Б. Т., как и для Ратрамна, есть «образ (figura), знак (signum) и залог (pignus) Тела и Крови Господа» (De sacra coena. P. 41; Rescriptum. 1. 290). Именно такое понимание таинства ставил в вину Б. Т. «реалист» Ланфранк, к-рый писал, что, по Б. Т., хлеб и вино называются Телом и Кровью Христовыми, потому что они «священнодействуются в Церкви в воспоминание распятой Плоти и истекшей из ребра Крови» (Lanfrancus. Col. 440). Фома Аквинский также считал, что, по Б. Т., «Тело и Кровь Христовы в этом Таинстве присутствуют как знак (sicut in signo)» (Sum.Th. III q. LXXV, а. 4). Кроме того, по свидетельству оппонентов, Б. Т. часто говорил о Евхаристическом Теле Христовом как о духовном, интеллектуальном Теле (Hugo Lingonensis. Col. 1327).

В то же время Б. Т., касаясь вопроса о преложении Св. Даров, развивает теорию, близкую к теории импанации. Он утверждает, что изменение хлеба и вина происходит не чувственно (sensualiter), но мысленно (intellectualiter), не через истребление (per absumptionem) или уничтожение (per corruptionem) их природы, а через восприятие (per assumptionem), т. е. после освящения природа хлеба и вина в Св. Дарах остается и соединяется со Христом, «воспринимается» Им. Для веры и ума хлеб и вино становятся истинными Телом и Кровью Христа, причем хлеб и вино обращаются «не в часть Плоти» (как по Пасхазию), но «в целое Тело и Кровь Христовы» ([Письмо к Адельманну]. Col. 109-113). «Хлеб, освященный на алтаре,- говорит Б. Т.,- при сохранении своей сущности, является Телом Христовым, не теряя того, чем он был, но воспринимая то, чем он не был... Итак, сам хлеб есть сущность Тела Христова для очей твоего сердца, а не телесных очей, рук и зубов» (Opusculum. Col. 105; ср.: Rescriptum. 1. 1981; Lanfrancus. Col. 419). Так что Б. Т., не сомневаясь в величии таинства, признает изменение хлеба и вина и допускает возможность использования слова «conversio» (обращение, превращение) для его описания, но вкладывает в это свой смысл: «...хлеб на алтаре обращается (convertitur) в Тело Христово, чтобы быть хлебом, которым [он] был, и Телом Христовым, которым [он] не был... это обращение (haec conversio) хлеба в Тело Христово умопостигаемо» (Rescriptum. 2. 1497). В своих построениях Б. Т. использовал также древний образ сравнения обращения хлеба в Тело Господа в Таинстве Евхаристии с телесным зачатием и рождением Спасителя (Ibid. 2. 1497; ср.: Ioan. Chrysost. Ep. ad Caes.; Ioan. Damasc. De fide orth. IV 13).

Для понимания кажущихся разногласий в учении Б. Т. следует иметь в виду, что, опираясь на блж. Августина, он различал «sacramentum» (таинство) и «res sacramenti» (предмет таинства), т. е. «знак» и «обозначаемое». По мнению Б. Т., после освящения хлеб и вино суть «знаки», но знаки «обозначаемого», т. е. Тела и Крови Христа, к-рые в них реально присутствуют, ибо «res sacramenti» всегда необходимо сопровождает «sacramentum» (De sacra coena. P. 51, 248; Rescriptum. 1. 2072; Lanfrancus. Col. 421). В этом смысле Б. Т. признавал реальное присутствие Христа в Евхаристии, поэтому на Римском Соборе 1059 г. он и подписал исповедание веры: «Я, Беренгар... соглашаюсь со святым и апостольским Римским престолом, что... хлеб и вино, полагаемые на алтаре, после освящения суть не только таинства (sacramentum), но и истинное Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа, и не только как таинства (non solum sacramento), но поистине (in veritate) чувственным образом разделяются и преломляются руками священников и раздробляются зубами верных» (Lanfrancus. Col. 410-411). Б. Т. говорил также о спасительном действии Св. Даров для верующих: Господь на Тайной вечере, «устанавливая Таинство Своего Тела и Крови, благословил хлеб и вино и тем самым придал хлебу и вину такое достоинство, чтобы они, помимо естественной поддержки, которую могут давать для подкрепления тел, были бы действенны для спасения души» (Opusculum. Col. 107; ср.: Rescriptum. 1. 1981).

По свидетельству Гитмунда Аверского, последователи Б. Т. соглашались в том, что хлеб и вино в таинстве не изменяются по сущности, но одни из них полагали, что Тело и Кровь Христа присутствуют в таинстве только как «тень и образ», а др. утверждали, что они присутствуют «реально (revera), но в скрытом виде (latenter), и чтобы они могли быть приняты внутрь [верующими], они каким-то образом вохлебены (присоединены к хлебу) (impanari)» (Guitmundus. Col. 1430).